– А вот скажи мне, Макс, – спросил Виктор. – Готов ли ты до конца разоружиться перед партией?
– Это мы о какой партии говорим? – спросил в свою очередь Макс, невозмутимо посасывая свою трубочку-носогрейку.
– Партия у нас одна, – нарочито осклабился Виктор. – Та, в которой стучать надо больше.
Макс посмотрел на него, как бы оценивая уровень серьезности разговора, и сказал:
– Юмора я твоего, Федя, все равно не понял. Ну и бог с ним, но ты ведь меня о чем-то серьезном хотел спросить? Или нет?
– Или да, – ответил Виктор. – Я, когда мы были на Той'йт, ни с того ни с сего вспомнил Прагу. Тысяча девятьсот тридцать шестой год. Помнишь?
– Прага, – сказал Макс. Он не переспросил и не повторил за Виктором это название. Он сказал это так, как будто напоминал что-то самому себе. – Ладно, Федя, тебе расскажу. Другому не стал бы… Кроме того, – он улыбнулся насмешливо, – теперь можно, я так полагаю.
Макс выпил немного вина, что в его случае означало как минимум треть кружки, и сказал заинтересованно молчавшему Виктору:
– Это был мой племянник… Как говорят по-русски, третьей степени?
– Троюродный, – быстро ответил Виктор.
– Троюродный, – повторил Макс. – Нет, я не прав. Чет-ве-ро-ю-родный. Я правильно сказал?
– Правильно, неправильно! Какая, к черту, разница! – раздраженно бросил Виктор. – Я тебя понял. Племянник. И?
– Помнится, ты рассказывал про моего деда, – спокойно сказал Макс.
– Мне тоже помнится, – сказал Виктор. – Слушай, давай вернемся к племяннику. Это, кстати, который? Холмен или Гуго, как его бишь?
– Холмен, – Макс не торопился.
«А куда я спешу? – спросил себя Виктор. – Не на пожаре. Подождем».
– Понятно, – сказал Виктор, который пока ровным счетом ничего не понимал.
– Так вот, Федя, – сказал Макс. – Мой дед Давид был, конечно, крупным талмудистом – не спорю, – но не великим, и тем более не каббалистом. Я тебе тогда правду сказал. Вы ошиблись. Каббалистом был его брат-близнец. Он и есть «скрытый гаон».
– Про брата там ничего не было, – озадаченно сказал Виктор.
– Не было, значит, не было. Он же «скрытый». Вот вы его и не вычислили. Тут, кстати, вы тоже пролетели. Так говорят?
– Так-так! А в чем мы пролетели?
– В том, что скрытый это не только тайный, но и скрывшийся.
– От оно как! – протянул Виктор. – Но связи, извини, не улавливаю.
– Уловишь, – пообещал Макс. – Слушай дальше, все поймешь. Я тебе, Федя, сейчас семейную тайну раскрываю. Цени! – Он усмехнулся.
– Ценю, – серьезно ответил Виктор. Он действительно ценил. То ощущение родства, братства, неразрывной связи, которое он осознал во время острого кризиса на Той'йт, не ушло. Напротив, оно окрепло, разрослось, пустило в нем корни, стало частью его видения мира и ощущения себя в этом мире. Он понял – роднее, ближе, дороже, чем Вика, Макс или Лика, у него никого нет и уже, по-видимому, не будет. Вот что он осознал тогда и что ощущал теперь. И у Макса, судя по всему, все было точно так же.
«Взрослые мужики, елки… – с удивлением подумал он. – Тертые, а туда же! Сантименты разводим. А все просто. Мы свои. Вот как это называется. Свои».
Между тем Макс продолжал рассказывать:
– Брат деда был очень талантливым, может быть, даже гениальным. Он начал рано и еще молодым что-то такое нашел. Ну, не нашел. Это неверно. Понял, открыл… Так вернее. Что конкретно, не знаю. Честно, не знаю. Я читал его записи, но, Федя, ты же представляешь, как они писали. Иносказания, метафоры, гиперболы…
– Представляю, – сказал Виктор. – Но суть-то в чем?
– Суть в том, – объяснил Макс, – что он искал дорогу к реке Самбатион, и за реку, конечно.
– Во, елки! – тихо выдохнул Виктор и, не веря себе, спросил:
– Он нашел?
– Нашел, – кивнул Макс. – И в конце концов туда ушел. Потому он и «скрытый».
– Так этот твой племянник, он оттуда? – Виктора охватила оторопь. – Он…
– Оттуда, – подтвердил Макс.
– Екарный бабай! Так он… нет, подожди… – Виктор уже сообразил. – Это не тот мир! Верно?
– Да, – подтвердил Макс. – Не тот, во всех смыслах. Мозес – так звали брата моего деда – искал ведь мир десяти колен. И нашел дверь… но не туда. Но это и не мир, куда попал ты, Федя. Там, куда прошел рав Мозес де Фриз, ты уж извини, Федя, революции в России не случилось. Вообще.
– Вот оно как, – понял Виктор. – Так ты меня поэтому и пытал, есть ли другие двери?
– Точно, – подтвердил Макс. – Дверь де Фриза не стабильная. Она то открывается, то нет. Он там из-за этого и остался. Не смог вернуться. А в тридцать шестом, неизвестно отчего, дверь открылась, и я, по случаю, был в Европе…
– Как же они тебя нашли? – поинтересовался Виктор.
– Это отдельная история. Я тебе ее при случае обязательно расскажу. Они тогда заявились ненадолго, и снова ушли. Вот и вся история.
– Как говорят на вашем гребаном Западе, «вау»! – усмехнулся Виктор. – Но ты мне обязан рассказать, что там и как, у этих твоих родственников. – Он поднял руку, останавливая готового возразить Макса. – Не надо, не уговаривай. Что я, маленький? Потерплю. Вырвемся как-нибудь на природу, поляну раскатим… – Виктор мечтательно прищурился, но, заметив недоумение на лице Макса, пояснил:
– В смысле, пикничок… выпить там, закусить. Вот тогда и поболтаем. Ты мне про этих, я тебе про тех. Жизнь!
– Договорились, – сказал Макс.
– Выходит, я тогда верно поступил, – неожиданно сменил тему Виктор. – Хоть совесть чиста. И то хлеб. – Он секунду помолчал. – Значит, еще один мир. А всего, выходит, четыре. Вывод?
– Должны быть еще, – ответил ему Макс.